Один из самых распространенных мифов о том, что музеи прячут все самое ценное в запасниках. На самом деле, это не совсем так, потому что мы понимаем, что мы храним не собственные сокровища музея, а общенациональные ценности. Поэтому доступность этих ценностей – это одна из основных функций, одна из основных задач музеев. Конечно, сейчас очень многие музеи жалуются на то, что у них не хватает площадей, но все же самое лучшее мы все видим - и в Эрмитаже, и в Историческом Музее, который в Москве – абсолютный рекордсмен по количеству единиц хранений. Но вы же не хотите посмотреть все наконечники копий и стрел, которые они хранят?! Я думаю, что на это не хватит человеческой жизни.
На самом деле, музеи стремятся к тому, чтобы их наследие, памятники, которые они хранят, были каким-то образом доступны. Об этом заботится и государство, но почему-то они подходят к этой проблеме с разных сторон. Государство стремится к тому, чтобы все музеи немедленно и быстро составили государственный каталог музейного фонда. При этом как это делать, как описывать предмет, как его помещать в этот каталог, цифровать - об этом скромно умалчивается, об этом должны думать сами музеи. Мы уже не говорим о том, сколько было потрачено денег Министерством культуры на то, чтобы разработать концепцию Госкаталога. Это происходило на протяжении не одного года, и даже не одного пятилетия. Я помню, что очень ожесточенные дискуссии шли об этом в 2005 году на одной из конференций Ассоциации музейных информационщиков АДИТ в городе Самаре. Продвинулось дело за это время мало. То, что пытается сделать Министерство культуры, без конца образуя какие-то комиссии по созданию этого Госкаталога, комиссии, которые работают годами, но результата нет, - это не тот путь, посредством которого надо интенсифицировать эти процессы. Наверное, интенсифицировать можно, только дав внятный инструмент - не приказ, не инструкцию, а инструмент - как это делать. Сейчас единства в этом вопросе нет. Есть масса разнообразных зарубежных опытов, но сколько наши специалисты по информационным технологиям, которые работают в разных музеях, ни кричат Министерству культуры, что нельзя так делать это приказным порядком, а надо создать комиссии, разработать тезаурусы и т. д. - нет никаких результатов. В результате, сейчас сами музеи придумывают концепции процесса включения своих фондов в этот общий государственный фонд.
Некоторые музеи довольно давно уже занялись оцифровкой и помещением в Интернет своих сокровищ. У нас есть потрясающий пример - это Рыбинский музей, который лет 8 назад поместил свой полный каталог в Интернет. Все в тот момент замерли, думали, что же будет. Рыбинский музей ждал того, что сейчас их начнут приглашать на выставки, просить экспонаты. Ничего не было. Остальные музеи напряглись и стали думать: вот сейчас у них все украдут и сдадут. И посмотрим, кто здесь прав - те, кто сидя на своих сокровищах не дает их публиковать, или Рыбинский музей, который продемонстрировал такую открытость. В общем, не произошло ничего революционного. Рыбинский музей время от времени приглашают на выставки, но революционного скачка не было. Все развивалось очень постепенно и последовательно. Этот процесс нельзя остановить, но его нельзя и ускорить. Цифровые технологи в музейном деле можно использовать двояко. Можно использовать для того, чтобы распространять информацию, а можно для того, чтобы создавать новые эмоциональные опыты.
Мне кажется, что музеи сейчас – это такое редкое в современном мире место, где мы можем испытать эмоции. Очень многие люди идут туда именно за этим. Музей изобразительных искусств, или даже музей краеведческий, музей автомобилей, Музей утраченного вкуса в городе Коломне, тоже многолетний участник, победитель конкурса «Меняющийся музей в меняющемся мире». Конечно, это музей, в который люди идут для того, чтобы пережить какие-то эмоциональные потрясения, приятные просто моменты. В моей биографии был такой момент, когда я тоже стала победителем конкурса «Меняющийся музей в меняющемся мире» такой абсолютно цифровой выставкой, которая представила наследие художника Александра Иванова, представляющее собой в оригинале небольшие акварели, их было очень много. Нам пришла в голову мысль, что можно их увеличить, потому что это были эскизы росписей храма. Когда мы их увеличили, мы поняли, что это совершенно потрясающие произведения, обладающие необыкновенной монументальной мощью, и они способны воздействовать - несмотря на то, что это эскизы, вполне полноценно и создавать эмоциональную атмосферу. И, кроме эмоциональной, там была и информативная составляющая, потому что это библейские эскизы, история Нового и Ветхого Завета. Такой проект имел большой спрос, я возила его в разные города России, и все как раз отмечали, что совершенно необычное сочетание новых технологий с эмоциональным ощущением от произведения искусства. Причем произведение искусства не подменяется, оно как бы получает новое развитие.
Сейчас очень многие музеи жалуются на то, что им не хватает площадей. Но, на самом деле, очень многим музеям не хватает честности для того, чтобы выбрать. Я и Наталья Самойленко недавно независимо друг от друга побывали в Берлине в художественной галерее, основное помещение которой состоит из шедевров, которые теснятся там. Наталья Юрьевна, которая провела там чуть больше времени, чем я, смогла найти тайный ход на другой уровень этого музея, где хранятся произведения немножко хуже. Не то чтобы плохие, но не первого ряда, более маргинальные произведения - не топовые. Мне кажется, что важна способность выбирать - для того, чтобы человек, попав в музей, понял, что такое настоящее искусство, чтобы оно не было размазано (один Рембрант и десять учеников Рембранта). Попасть, как в Эрмитаже, в зал Рембранта и обалдеть от мощи живописи, которая тебя окружает со всех сторон. Хочется также, чтобы можно было для тех, кому это нужно, погрузиться глубже из этого топового уровня в уровень художественного контекста. Это проблема не экстенсивного, а интенсивного музейного строительства. Она совсем еще не осмыслена.
Развитие цифровых технологий обязательно должно увеличить количество людей, реально приходящих в музей, потому что человек, приходящий в музей, пугается, как правило, большого количества неизвестных ему артефактов, картин. Я, проработав экскурсоводом в Третьяковской галерее, прекрасно помню, как у людей увлажнялись глаза, они начинали улыбаться, когда они находили картинки, которые они когда-то видели. Это узнавание, которое играет только на пользу музею, потому что даже тот музей, в который ты пришел в первый раз в жизни, если ты знаешь что-то, что там хранится, ты к этому стремишься, ты знаешь, что тебе надо. Ты пришел не просто поглазеть, а ты знаешь, что ты хочешь посмотреть картину «Иван Грозный убивает своего сына». Или «Грачи прилетели». То есть ты идешь к цели, что очень важно. Главное, что место, пусть и незнакомое, в котором находятся знакомые произведения, ты невольно считаешь более близким и своим.
Когда человек не является бессловесной влачащейся за экскурсоводом массой, для него посещение музея превращается в некий квест, когда он может в этом участвовать, когда он сам выбирает дорогу, сам выбирает свои задания, которые он сам себе придумывает. Вот это то, что могут дать цифровые технологии музея, это та сторона, то направление, в котором должен развиваться современный музей. Он должен предоставить человеку возможность свободного выбора.
Logo
