Назад

Вышли в людики

Прежде жизнь всякого поколения передавалась по наследству: хранили письма, фотографии, дневники, пока советская власть не потребовала отречься от неправильных предков. На многих старых фото они отрезаны. При Сталине, в ожидании обысков, фильтровали архивы, которые не сожгли при Ленине. Я, например, никогда не узнаю, как выглядел один мой прадед и братья другого прадеда, эмигрировавшие после революции.

Текст материала

Прежде жизнь всякого поколения передавалась по наследству: хранили письма, фотографии, дневники, пока советская власть не потребовала отречься от неправильных предков. На многих старых фото они отрезаны. При Сталине, в ожидании обысков, фильтровали архивы, которые не сожгли при Ленине. Я, например, никогда не узнаю, как выглядел один мой прадед и братья другого прадеда, эмигрировавшие после революции.

Войны и переезды ХХ века по всей Европе образовали провалы в родовых летописях. Теперь наступил новый разрыв: все избавляются от пылесборников, оцифровывается кажущееся нужным, остальное — на помойку. Или в музей, если таковой находится.

В Нижнетагильском музее изобразительных искусств сделали проект «Солдаты. Soldiers. Soldaten» — фронтовые фото и письма никому не известных солдат второй мировой войны. Не только советских солдат, а всех — немцев, австрийцев, американцев, чехов и т.д. Узнав про проект, дети и внуки этих солдат из разных стран передали в музей свои архивы со словами «мы еще храним, а наши дети просто выбросят». Местная администрация проект сперва запретила, хотела запретить и Госдума — там же «наши» с «врагами» бок о бок, но потом Владимир Кулак, автор проекта, выиграл грант Благотворительного фонда Владимира Потанина, и еще одна «связь времен» восстановилась.

Я увидела эту экспозицию на фестивале «Музейный гид», проходившем на «Винзаводе», где были представлены несколько острых проектов. Острота в том, что солдатики с той и этой стороны совершенно похожи. Они хотят домой, они молоды и наивны, они призывники, исполняют долг, пишут письма о любви, храбрятся и хорохорятся, зная, что каждое письмо может оказаться последним. Эти письма вывешены (иностранные — с переводом), некоторые можно послушать в наушниках — актеры записали, кажется, будто говорят сами солдаты, эффект присутствия. Вот два фото одного и того же солдата, одно 1941 года, другое 1945-го: кажется, что на одном двадцатилетний парень, а на другом — человек под шестьдесят. Время на войне сжимается, и жизни солдат спрессовались в эти пять лет, вернувшиеся так и остались психологически на поле брани: они же были героями, а героическая эпоха кончилась. Мы слышим и письма немецких, австрийских солдат, ставших изгоями, фашистами, которых ненавидит мир, а они были просто мальчиками, волею судьбы попавшими в ад. Или вот гордое письмо Вали Столбова: «У меня новость! Меня перевели в пулеметчики. Теперь я пулеметчик». Следом — похоронка. Нижнетагильский музей восстанавливает погибшее поколение.

Проект петербургского Музея политической истории России называется «Страна Гайдарика». Дети 1930-х — те же самые солдаты сороковых: во что играли, о чем мечтали, когда были детьми. Сюда приходят сегодняшние дети — поиграть в героические игры: покорение Чкаловым Арктики, папанинцы на льдине, шпиономания, репетиции будущей войны. С проектом возникла проблема: придумали его с просветительской целью, а дети вживаются в 30-годы, хотят быть такими же — тоска по «эпохе Прометея» (это я читаю сейчас философскую книгу, где она так названа, следом — эпоха Эдипа, эпоха вины, а нынешняя — эпоха Нарцисса, проблема которого не в том, что ему неинтересны другие, а в том, что он неинтересен даже сам себе). Чтобы детей отрезвить, им после игр устраивают встречи со стариками, детьми 30-х, которые рассказывают о своих голгофах: лагерях, ссылках, расстрелянных семьях. Но эти встречи — бонус для тех, кто справился со всеми заданиями, то есть вжился в эпоху. Кто не увлекся, тем и не надо знать, какова страшная цена «героического».

Программа фонда «Первая публикация» выпустила к фестивалю шестнадцать книжечек — путеводителей по самым интересным музеям России. Практика показывает, что место, где возрождается музейное пространство — сохранение прошлого, начинает «подтягиваться» и в настоящем. Обрастает инфраструктурой и дорогами. Наталия Толстая, которая выпустила путеводители и перешла сюда работать из Третьяковки, говорит: «Государство ничего не хочет делать для музеев, значит надо работать с меценатами».

© Александр Тягны-Рядно

Невероятное впечатление на фестивале произвел на меня проект «Путешествие в страну людиков». Сперва я подумала, что это какое-то выдуманное детское слово — ничего подобного. Людики — это карельский субэтнос, их осталось всего пять тысяч человек, из них тысяча говорит на своем, людиковском языке. Советская власть трудилась над уничтожением региональных культур и языков, для того чтоб привести все население страны к единому знаменателю: «новая общность людей — советский народ». Только благодаря этнографам малые народности не исчезли с лица земли. «Нет на самом деле понятия «русские», русские состоят из множества этносов, — говорит руководитель проекта Олег Николаев — В 1980-е большинство этих культур ушло из жизни, так что наши этнографические экспедиции превращаются в археологические». В Карелии, оказывается, этносов, имеющих свои языки, три — северокарельцы, ливвики и людики.

Последним повезло меньше всего, они живут в Кондопоге (экспозиция представлена в музее Кондопожского края), и промышленность их вытесняла еще со времен Петра I — здесь добывали мрамор, из которого строился Санкт-Петербург, теперь тут целлюлозно-бумажный комбинат. А людики живут в другой реальности: читают руны, удят рыбу, пекут калитки (местные пирожки). Прочла их легенду на бересте: «После этого вселенский кузнец ковал мир вечный. Сел в пестрые сани, ударил кнутом жеребца больно и пустился в дорогу, говорил такие слова: Муардей-Дуардей…». Понимай как хочешь. На московской выставке людики были представлены фрагментами изб и изгородей, сеновалом, экзотическими рецептами и орудиями труда, рунами на бересте и самим этим словом — «Кондопога», ставшим нарицательным. Людикам опять не повезло. Но все же повезло — что есть эти музейные гранты, благодаря которым людики не будут стерты из истории, будто их и вовсе не было. Жизнь никуда не девается — вот главное завоевание «Музейного гида», за что ему большое человеческое спасибо.


Татьяна Щербина. "Московские новости"

Источник


Другие статьи

Культура благотворительности
14 октября 2024
The Art Newspaper Russia
Культура благотворительности
Искусственный интеллект в работе НКО: фандрайзинг, планирование, гранты
25 сентября 2024
Агентство социальной информации
Искусственный интеллект в работе НКО: фандрайзинг, планирование, гранты